ROVOAM GALLERY Валентин Михалыч Павлов-Человек на грибе Графика 41 / 139 4

Roman Derkachenko
13 janvier, 12:35 ·
Валентин Михалыч Павлов – Человек на грибе.
сегодня в 12:32
"Грибною тропой"
Незатейливая вязь мороженой травы едва хрустит под ногами. Опушка леса близка. В сиреневой дымке едва угадываются контуры островерхих елочек и кряжистые замшелые стволы крепких сосен. Михалыч давненько не был в Тэле.. Сердце замирает при виде заиндевелых стволиков молодого подлеска. Январь, будто молотком, мерно тюкает морозцем, чередуя его с недолгими оттепелями. Валентин Михалыч ковыляет к лесу, волнуясь, прихрамывая на скрученную ногу и поминутно охая, как бы подбадривая себя и подчеркивая особую торжественность момента.. Павлов входит в лес... Тут же за шиворот ему ссыпается немного прошлогодней хвои и Михалыч вздрагивает. Щурясь, глядит вверх, где еще с рассвета бойко копошится мелкое птичьё и тихонько посвистывая, роняют из крон невесомую шелуху. Павлов счастливо улыбается.. Впереди вся суббота и еще один выходной! Помнится, как здесь летом собирал крепкие подгруздки. Где-то в самой чаще треснула ветка, защебетали, разлетаясь, птицы, ухнул снежный ком. Благодать... Михалыч осторожно делает первые шаги, утопая по колени в плотном лесном снегу. Хорошо-то как в Бойково зимой! Тишина непередаваемая. Воздух, как будто невесом вовсе и вся природа затихла торжественно, боясь нарушить эту волшебную невесомость. А какие здесь грибные места! Павлов исходил все окрестные подлески и чащи, бывал в самых непролазных зарослях и буреломах. Грибы бегали от яростного грибника вприпрыжку, натыкаясь друг на дружку, валясь и падая, сминая свои хрупкие шляпки, но оказваясь в корзине, замирали и обреченно колыхались при неровной ходьбе Валентина, ожидая тщательной переборки и чистки. Чуть слышно пискнула мышь, Павлов помнит, как однажды летом кормил лесную малютку своим сплющенным бутербродом из кармана. Помнит и как удаляясь от полянки, заметил кургузого, неудобного барсука, накинувшегося на остатки бутерброда своими хищными, слюнявыми челюстями. Михалыч двинулся дальше. Снежные холмики между стволов всё глубже увлекают кривые ноги в холодную, тёмную глубину следов и Валентин с трудом перешагивает, рискуя завалиться на снег и лежать вот так в блаженной истоме, глядя на уходящие в голубое небо стволы деревьев и слушать эту величественную тишину лесной чащи. Грибница-то, интересно, не спит? Вдруг из тугого кустарника на полянку выскачил заяц! Нет, не маленький, почти игрушечный белячок, а огромный, как овчарка коричнево-пегий русак! Павлов сглотнул и застыл, чувствуя, как мурашки побежали под тяжелой дубленкой и волосы на утлой седенькой голове поднялись дыбом.. Красавец! Тем временем русак стриганул полуметровыми ушами и блеснул черными сливами плотных, блестящих глаз. Павлов невольно икнул.. Заяц в мгновение, без предварительной перегруппировки, в один прыжок оказался у самой кромки зарослей мёрзлого ивняка. Павлов плюхнулся на снег в благоговейном восторге от этой могучей грации и скорости животного. Русак скрылся в чащобе так же беззвучно, как и возник. Михалыч почувствовал, как в городском сапоге подтаивает снег, неприятно холодя голени. Пора возвращаться. Надеясь выкарабкаться самостоятельно, Павлов ухватился за молодую сосенку.. Костлявая, узловатая рука неловко заскользила по мёрзлой коре, ссыпая на белый снег шуршащую труху. Михалыч почувствовал слабый аромат свежей смолки. Благодать... Михалыч снова рухнул в сугроб, потеряв с головы горбатую меховую шапку-хлобухинку. Затрещали в вышине сороки.. "Посмеиваются надо мной." – весело подумал Михалыч, натужно кряхтя и выпрастывая промокшую ногу из напрочь застрявшего в снегу непоходного сапога на разошедшейся молнии. В колене что-то предательски хрустнуло.. Павлов скривился и неловко загребая снег обеими руками, пополз к просвету между деревьями. На спину с глухим храпом свалился снежный ком, Михалыч рыгнул от неожиданности и прибитый, словно комар, еще минут десять лежал, отпыхиваясь и чихая на снег. Стало понемногу холодать.. Павлов приподнял хилоголовок и стал всматриваться в просветы между кустами, пытаясь определить, куда ползти. Ноги промокли окончательно и прилипшие к коленям и бёдрам тонкие тренировочные штаны с клеёнчатыми заплатами, сильно холодили. И какого черта Я попёрся в этот лес?! Не сиделось в доме с Григорьичем за горячими закусками и водочкой в натопленном доме! Какого же хрена, я тут телепаюсь! Валентин резко откидывал снег петлялой, непослушной рукой и истово матерясь, принялся карабкаться из снежных холмиков. "Володя! " – наконец, сипло заголосил Павлов, смешно натянув шейные мышцы. "Володя! " Павлов потерял и второй сапог, потерял мохеровый шарф с массивной нашивкой "MADE IN CHINA" и уже окончательно обессилевший, рухнул в острый промороженный черничник, больно исколов мокрое в точечках приставшей коры лицо. "Володя! Да, где ты там, возишься, остолоп глухой! " Павлов медленно протаивал вглубь черничника, не чувствуя охлажденных пальцев и меланхолично жуя пряную хвою. Над ним суетилась стайка синичек, беспомощно какая на промокшую в снегу дубленку и лишь своим пассивным присутствием обозначая замерзающего в лесу человека. "Володя... " – тихо промямлил Валентин и задыхаясь, привстал на колени. Сквозь колышущуюся сетку редкого кустарника Михалыч еле различил тёмную фигуру, пробирающегося по снежному полю человека. Обессиленно ткнувшись в уже заплёванный, обсопливленный, талый снег, Валентин едва буркнул себе под нос : " Дерьмо! "
Владимир Григорьевич из последних сил продирался в лесные заросли с верёвками и лопатой. Сразу заметив несуразное в своём положении тело Михалыча, он тотчас привязал один конец суровой веревки к сосне а другой стал упрямо тянуть к обессилевшему и замерзающему дяде. Уже подсовывая петлю под отяжелевшие, угловатые плечи Павлова, Григорьич посетовал : "А что ж ты и не оделся как надо?" Под расстёгнутой мятой дублёнкой Михалыча была еще одна синтепоновая куртка с надписью SPORT, под ней два дырявых синтетических свитера и детский плащ Hello Kitty с огромным пятном неотстирывающейся краски.
"Вставай, неуд." – только и вымолвил Григорьич, усердно таща веревочный блок, сдирая со ствола кору и натирая ладони. Тело Михалыча подалось было вперед, но что-то мешало, что-то тормозило это плавное скольжение по снегу.. Павлов что-то мямлил под нос. Его нечленораздельное бормотание напоминало кота Тиму, когда тот мылся. Павлов продолжал мямлить.. Володя снова потащил с удвоенной силой.. Раздался треск, разрываемой ткани. Михалыч поехал резвее, гулко стукнувшись темечком о пень. "Да, что там у тебя опять не так!? " – застонал Григорьич, подходя сквозь сугробы к Павлову. Тот еле слышно бубнил. Продев веревку еще несколько раз подмышки, обвязав туловище и шею Михалыча, Владимир потащил дядю через поле к дому. А там всех ждали новые неожиданные открытия...

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести... быть знатным. Гигоиш проснулся от того, что отлежал ботинком лицо. На мёрзлой обуви даже образовался пушистый иней от его дыхания. Профессор недоумённо приподнял заиндевелую голову и огляделся. За все десятилетия в Тэле ещё ни разу он не валялся пьяным или был без чувств на земле. Никогда он не был брошен в состоянии крайней немощи или невменяемости. Да и не бывало в Тэле ситуаций, предполагающих подобные казусы. Гигоиш с трудом и страдальческими гримасами пытался размять скованное стужей тело. Все суставы трещали подобно старым корзинам Михалыча, ежегодно извлекаемым на свет божий с тёмного чердака. Профессор с великим трудом сел. Среди обувного хаоса на пороге валялись какие-то тряпки и обломки. На ветхом столике при входе, подобно охотничьим трофеям, лежали требующие ремонта инструменты. Профессор потёр заскорузлый и обледенелый лоб и тупо уставился на свою голую ступню... Что же всё-таки произошло? В голове Гигоиша всегда всё было строго систематизировано и предельно логично. Никогда он не оставлял мысль незавершенной либо брошенной. Всегда всё имело своё четкое место и предназначение. Но сегодняшний вечер? Почему я без обуви? Почему лежу на пороге подобно бродячему деревенскому псу? Мысли роились, не давая профессору сосредоточиться. Он посмотрел на горизонт. Над дальними лесами в стороне Змеинки уже угасали последние отблески раннего зимнего заката. Хутор погружался в мягкую карельскую тьму, свойственную глухолесью северо-запада. Профессор со скрипом и щёлканьем суставов поднялся. Найдя подходящий ботинок, он напялил его на голую ногу и отворил изгибающуюся, как восточная танцовщица, дверь. На террасе стоял привычный смрад готовящегося ужина. В кухне приглушенно гомонили женщины. Профессор осторожно глянул в маленькое квадратное оконце, неизвестно для каких целей проделанное старшим сыном при постройке кухни. За штопкой тюлевых занавесочек угадывались фигуры Зоишны и Дрэмпа, колдующих над гигантской сковородой, заполненной неидентифицируемой и, вероятно, условно-съедобной массой, источающей резкий, пряный аромат с преобладанием луковых нот. Мясо? Почему-то подумалось Гигоишу. Вероятно, он уже порядком проголодался и чувствовал нарастающий аппетит. А где же Булькаш? Профессор силился вспомнить последний эпизод общения с Михалычем и не мог. Этот потный гвоздь вечно был источником проблем и неудобств, создающий в Тэле атмосферу постоянного беспокойства и какой-то детсадовской кутерьмы. Что мы возимся с этим недошлимком? Какого рожна мы должны нянькаться с этим чужеродным телом только потому, что Зоишна не смогла найти на заводе лучшей партии? Хотя, что вообще можно найти на заводе? Нет.. Тут я неправ. В среде современного производства всё реже встречаются те хрестоматийные типы в засаленных кепчонках с гигантскими гаечными ключами в полупьяных лапах. Полупьяных лапах...? А применима-ли подобная сентенция? Профессор отпрянул от оконца в тот момент, когда Дрэмп отбросила грязненький тюль и глянула сквозь стекло. На фоне освещенного квадрата её тёмная голова была лучшей иллюстрацией Медузы Горгоны, врубелевского демона или местного бузилы Юры Пивняка, преставившегося от сложного комплекса заболеваний на фоне прогрессирующего делирия. Профессор затих, соображая, что же могло повлечь его падение на пол и утрату обуви. Неужели, маразм?! Нет. Весь жизненный и научный путь Гигоиша никак не предполагали подобного симптома. Ясность мысли и пытливый рассудок всегда внушали профессору веру в долголетие и бодрость. А книги! Ведь для маразматиков (в том объёме, в котором их знал Гигоиш) не характерна продуктивная работа с литературой. Или, всё-таки, нет..? Гигоиш сам писал научные статьи, издал книгу по менеджменту "Деловое общение руководителя" и готовил вторую. Правда, он за всю жизнь так и не прочитал ни одного (ни одного!) художественного произведения. О чём же это может говорить..? Профессор углубился в самоанализ, стоя в разных башмаках посреди загроможденной хламом террасы, разглядывая остатки проволоки на левой голени. Михалыч никогда дровосеком не был. Да и какой из него дровосек, если топор нужно иногда держать обеими руками. Но гонору Михалычу было не занимать. Словно, компенсируя свои явные недостатки, такие люди нарочно стремятся выполнить работу наравне со всеми. Результаты порой не оправдывают ожидания... Павлов тайком вытащил из сарая пилу и топор, выволок старые санки-дровянки и решил привести из леса хороших на его взгляд дров. Криво выехав за калитку и оцарапав руку о пилу, Михалыч тут же увяз в непроходимом снегу. Но Михалыч был бы не Михалычем, если бы тут же отступил. Прорывая себе путь при помощи двуручной пилы, используемой как горнило или эластичный совок, Павлов подобно кроту удалялся к лесной опушке на полянке. Снег был настолько глубоким, что Павлов прорывал уже не ров а самый настоящий туннель в этой податливой однородной массе. Радостно потея и воодушевлённо пыхтя, Михалыч червём пролез через полянку и упёрся в первые тонкие стволики молодого подлеска. Санки он тащил сзади, накинув верёвку на пояс. Вынырнув в прорытый вверх лаз, Михалыч оглядел деревья. Красота! Даже в темноте было видно всё величие зимнего леса. Стройные исполины уходили к небу мощными ровными стволами. Он тут же принялся усердно пилить засохшую на корню толстую, замшелую ель. Под снегом это делать было крайне неудобно, но Павлову было не привыкать. Какая же это радость, работать на открытом воздухе, да ещё и зимой в Тэле! Это сродни медитации или какому ещё ритуально-магическому действу. Ствол поначалу поддавался, но потом пилу стало подклинивать и в конце концов она намертво зажалась в мёрзлой древесине. Михалыч полез за топором.. Дрэмп собирала ужин с особым тщанием и порядком. Новое блюдо требовало особой подачи и этикета. На стол были выставлены новые приборы и даже новая бутылка "Kauffman" смотрелась по-особенному. Зоишна ломала мёрзлый хлеб и подъедала оставшийся лук и чеснок. "-Софья, зови неудобцев за стол! "- весело горланила Дрэмп, звеня не до конца отмытым тарельём. Гигоишь мыл руки условно, сосредоточенно оттирая подушечки пальцев сухим обмылком и разглядывая результат. "- Вальдемар, а я стесняюсь спросить, где этот недомазлок? У него какая-то странная тенденция предтрапезного исчезновения, ты не находишь?"