ROVOAM GALLERY Светлана Романовна стирает Графика 14 / 47 2

Светлана Романовна в Байково с граблями :: Роман Деркаченко Светлана Романовна после бани :: Роман Деркаченко Светлана Романовна в ванне у жасмина :: Роман Деркаченко Светлана Романовна на качелях :: Роман Деркаченко Светлана Романовна с лейкой в огороде :: Роман Деркаченко Светлана Романовна у колодца :: Роман Деркаченко Светлана Романовна с сумками :: Роман Деркаченко Светлана Романовна в баньке :: Роман Деркаченко Светлана Романовна причесывается :: Роман Деркаченко Светлана Романовна с тяпкой :: Роман Деркаченко Светлана Романовна собирает со стола на веранде. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна стирает бельё в бане. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна открыла холодильник. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна за прополкой. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна у ворот в поле. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна гонит Тинку. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна и Тина у окна. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна кормит кошек. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна за грибами. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна собирает на стол. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна на грядке :: Роман Деркаченко "70 картинок" обложка :: Роман Деркаченко Светлана Романовна и Тина :: Роман Деркаченко Светлана Романовна и Тинка. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна вешает бельё. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна под дубком. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна моет окно. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна моет посуду на кухне. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна моет ноги в тазу на веранде. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна спит днём. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна читает "Караван". :: Роман Деркаченко Светлана Романовна возле туалета. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна варит суп. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна вешает бельё. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна со стиранным бельём. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна смотрит телевизор. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна полощет бельё. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна беседует с Зоей. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна под ёлками. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна возле сарая. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна в лилиях. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна выскочила в туалет. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна выливает из ведра. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна копает навоз. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна с зонтиком. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна и грибная семейка. :: Роман Деркаченко
Светлана Романовна и грибная семейка.
Роман Деркаченко Светлана Романовна потягивается. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна собирает малину. :: Роман Деркаченко Светлана Романовна спит под одеялами и тулупом. :: Роман Деркаченко


Поделиться: vk.com facebook.com twitter.com twitter.com odnoklassniki.ru

Роман Деркаченко
"Грибною тропой" продолжение повести.... с победными криками. Михалыч спал хорошо. Подобно младенцу, обильно пуская во сне слюни, то и дело надувая щёки и что-то бормоча в каком-то одному ему представляющемся диалоге. На его измятом, запачканном едой и лесом лице читалась вся гамма переживаемых во сне чувств. От озарения блаженной улыбкой с трогательным обнажением желтого напыления коронок, до выражения крайнего изумления с вытягиванием индюкообразного лилового носа и сморщивания подбородочного чернослива. Затем мимика приобретала явно грозный мотив со сползания редких пучкообразных бровей к середине переносицы, где на лбу собиралась в маленькую кучку жирных складочек, подобно смятому пакету или чехлу. В тот же миг лицо могло дрогнуть и приобрести горестно-умоляющую мину с неестественным уплощением всей ротовой части в некий тощий кошелёчек, придавленный остальным лицом, словно чьим-то неуклюжим задом. Сон владел Михалычем безраздельно, трансформируя его податливое существо властно и беспрепятственно. Дрэмп вошла в комнату. С улицы казалось, что воздуха, пригодного для человеческого газообмена в этом помещении не осталось вовсе. Вернее, вся атмосфера комнаты, собственно, и являлась тем конечным продуктом газообмена, понимай – чистым углекислым газом с богатейшими примесями индивидуальных человеческих нот, неизменно придающих воздуху особый удушливый букет. Подавив приступ кашля, Света залезла под свою кучу одеял и затихла. Был слышен только влажный сап Зоишны и тихие подёргивания Павлова во сне. Света понемногу задремала, представляя, как в эти минуты в сарае под обвалом хлама копошится и барахтается её супруг. Утренний сон забирал. Снаружи окончательно рассвело и снежные поверхности заискрились на сильном морозе подобно гигантским друзам. Профессора завалило основательно. И, ладно бы, если на него повалились только коробки да колёса с мотками шлангов и проволоки ; на Григорьича съехал тяжеленный намокший за зиму тюк с плотно сложенными и увязанными старыми грибницкими куртками и штанами, которые он собирал по всем чуланам и чердакам Тэля. Привалило профессора так, что он не мог даже повернуться или привстать. От снежного комка по лицу и груди растекалась талая масса, застилая зрение, и лишь благодаря искусственному глазу, который не щурился жалко, как его здоровый собрат, а глядел сквозь снег уверенно и зорко. Григорьич вспомнил, как однажды в Геленджике по молодости жена так же бросила в него мороженным. Тогда на пляже он впервые задумался о разводе. В последующие годы были еще броски, то замёрзшим хеком в универсаме на Замшина, то мороженной капустой на балконе, то коктейлем со льдом на юбилее у Зоолюбчинских. И всегда чем-то холодным. Д-а-а... прав, тысячи раз прав папеле Фрейд, утверждавший о чётких связях наших бессвязных действий. Но Фрейд-Фрейдом, а выбираться из сарая надо. Григорьич напрягся и попытался согнуть ноги, тут же откуда-то сверху ему на голову посыпались замёрзшие ягоды черники. Ягоды заваливались за ворот и ледяной дробью скатывались до самого живота, заставляя профессора содрогаться и извиваться от озноба и щекотки. Пробегая от самых плечей до поясницы, черника скапливалась там влажной, тающей кучкой. Григорьич выгнулся, изо всех сил стараясь отдалить спину от холодных ягод. Но ягод скапливалось всё больше, они подтаивали и, теряя силы, профессор едва удерживал себя в этой неудобной позе. Наконец старик не выдержал напряжения и ослаб, давя спиной черную жижу талых ягод! Фрейд, говорите...? Григорьич сглотнул во сне и принялся чесать рукой поясницу. Мгновенно вернулась явь и сумбурное чувство логических нестыковок. Все спали. Профессор разомкнул бледные веки и оглядел душную комнату. Дрэмп во сне высунула синюшный язык и на детском рисунке наволочки в весёлую пчёлку он напоминал псевдоподию. Завозилась под своей кучей сонная Зоишна, нечаянно и неожиданно громко пустившая ветры. Вероятно, этот звук разбудил Михалыча, который теперь очумело таращился из-под кучи одеял подобно драному коту из помойного бака. Профессор прошептал робенько и осторожно : "- Гуд монинг, май диа фрэнд! " Павлов вытаращил на него свои выцветшие угольки в водянистых мидиях глазниц и пролепетал : "- Бокертоврабивов." "-Это ты по-каковски?" – подала голос проснувшаяся Зоишна и изумлённо вытаращилась на Павлова. Её голова после сна напоминала ком свалявшейся ваты с мелкими деталями на фабрике детских игрушек. Михалыч обернулся к ней и с добродушно-глуповатой улыбкой добавил : " – Шаломгвэрэт! " Зоишна тупо таращилась на проснувшегося не в своём уме грибника. "-А ему, видать, на пользу переохлаждение." – подала голос проснувшаяся под своей кучей Дрэмп – "-Вы тут не залёживайтесь, завтрак на столе, умывайтесь и одевайтесь." – командовала Светлана, деловито вставая с дивана и натягивая поверх халатов толстенную кофту неопределенного цвета и формы. Выходя из комнаты, Дрэмп окинула всех взглядом начальницы женской колонии строгого режима. Павлов подскочил, как ужаленный. Торопливо пяля на себя всё подряд, через пару минут он уже стоял одетый, со всклокоченными волосами и весёлой улыбкой. Григорьич с вылезанием из под своей кучи явно медлил. Он украдкой следил за копошащейся в рваном тряпье, одевающейся Зоишной и глупо поглядывал на стоящего в нелепом гардеробе Павлова. Когда одевшаяся в сущие хламиды Зоишна выталкивала Михалыча за дверь, профессор опасливо вылез из-под кучи. Ежесекундно оглядываясь на дверь, Владимир Григорьевич торопливо надевал на себя первую подвернувшуюся под руку одежду, суетливо одёргивая и оправляя топорщащиеся или задранные участки. Когда последняя, зашитая наглухо вместо сломавшейся молнии, олимпийка была заправлена в ярко-желтые брюки времён вторжения в Чехословакию, профессор натянул шерстяные носки с хлопчатобумажными вставками для более мягкой носки. Второй ботинок был почему-то мал и навязчиво давил при ходьбе. Григорьич вышел на веранду, где было значительно светлее обычного из-за широкого снопа солнечного света, проникающего из естественного потолочного окна. Из пролома неуютно поддувало сквозняком. Профессор смутно припоминал свои ночные видения и о чём-то размышлял, пока Дрэмп не вывела его из этого оцепенения окриком. "- Умойся, шахтёр." Профессор направился на террасу, где сидели перед обломками рукомойника Зоишна и Павлов. Григорьич озабоченно повертел в руках треснувшее дно умывальника и глубокомысленно изрёк: "- Надо паять." Все единодушно закивали и дружно пошли на веранду завтракать. Молчаливо и неспешно, взяв в руки пустые тарелки, горе-дачники приблизились к заваленному остатками вчерашнего пиршества, столу. Михалыч пытался накладывать себе то из одной тарелки, то из другого блюда, двигаясь вдоль стола и оглядывая его беспорядочную сервировку. Григорьич ободрительно похлопал грибника по плечу : "- Михалыч, ты как это, оулунг люзинг." "-Чего-чего?" – презрительно бросила Дрэмп, энергично соскребая себе на тарелку прочно примороженную за ночь рыбную нарезку. Павлов мумготал в ответ какую-то ересь, а Зоишна сосредоточенно стучала пластиковой миской по тарелке в надежде отбить себе немного присохшего пэшта. "-Зоишна, я сейсас из сарая стамеску принесу." – участливо предложил Григорьич. "- Ты еще топор припри! " – злобно комментировала Дрэмп, пытаясь отскрести от холодного салатника условносъедобную субстанцию. "- Света, а почему бынам кофе не сварить?" – примирительным тоном предложил Григорьич. "-Нам?" – наигранно переспросила супруга, хищно сузив свои по-черепашьи мигающие глазки. "- Я сварю! " – засуетилась Зоишна, уронив на пол единый паштетный блок в форме правильного полумесяца. Полумесяц раскололся под стулом и отскочил далеко под сервант, звякнув какой-то бутылкой. Профессор сосредоточенно жевал ливерную колбасу, прихлёбывая из надтреснутой кружки бледную чюшку. "- А какая благодать-то здесь! А, Михалыч? А? А? " Профессор заискивающе заглядывал в лицо Павлова, уткнувшегося в неведомые кусочки, которые он успел отковырять от двух смёрзшихся между собой тарелок. Зоишна прошла на кухню, наступив и унеся на тапке фрагмент расколовшегося полумесяца. Дрэмп ядовито поглядывала на угрюмых едоков. "- На обед будет суп. Второго не будет, припасём для ужина на закуску. " "-Хорошо, Света. Это очень хорошо." – отозвался Григорьич, допивая чай, который по праву мог называться элитным белым. "-О-о-ууулууунг." – глухо и зычно выдал Михалыч. Из кухни послышались возгласы Зоишны : "- Ну, Павлов! Ну, сучий хмырь! " Григорьич нашарил в битой вазочке три печенюшки и захрустел ими, виновато поглядывая по сторонам. "-Светуууль! " – прорыгала Зоишна из кухни, призывая сестру – "-А где у на кофе?" Дрэмп поднялась и последовала на зов. Войдя на кухню она заговорщически полезла по шкафчикам и, наконец, вытянула из недр многолетних завалов довольно крупный пакет. "-Помнишь?" – вопросительно взглянула на Зоишну сестра. Селицкая даже скривилась от напряженной работы памяти. "- Нет, Светуль, не помню." "-Память у тебя, Зойка, куриная. Это же тебе на Электросиле дарили, когда ты на пенсию выходила. Зоишна вытаращилась на Дрэмпа в неподдельном изумлении. "- Так это когда было-то?! Я уже лет тридцать на пенсии..." "- Ну вот." – закивала Света – "-Тебе тогда этот кофе и вручили от коллектива. Мы тогда его так и не допили. Горчил больно." Зоишна осторожно приняла пакет из рук сестры и принялась разглядывать. На хрустящей по пальцами фольге упаковки не читалось ни одной надписи. Картинка полностью выцвела а содержимое наощупь напоминало те самые грибы-Баранники, что вчера приволок Павлов. "-А оно это..? А его это..?" – промямлила Зоишна, опасливо глядя на сестру. "- И это и то." – категорично ответила Дрэмп, снимая с крючка кривую, почерневшую турку.