Уличи 02.03.2018 15:08

Заметки на полях прочитанного (А.С.Щавелев, «СЛА­ВЯНСКИЕ «ПЛЕМЕНА» ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ X – ПЕРВОЙ ПО­ЛОВИНЫ XI ВЕКА: АУТЕНТИФИКАЦИЯ, ЛОКАЛИЗАЦИЯ И ХРО­НОЛОГИЯ»)

Уличи

2

Цитата: Археологические признаки расселения уличей не иденти­фицированы. Но локализация летописного Пересечена на Днепре позволяет отождествить его с археологическим ком­плексом у села Монастырек, поскольку это — единственный крупный протогородский центр в регионе, погибший в пожаре во второй четверти X в. и не восстановленный его жителями. И именно здесь Днепр образует излучину, где должны разме­щаться жители «угла» — «у(г)личи».

---------------------------------------------------------------------

Я: Вправду, очень заманчивый кандидат на Пересечен. А кроме того такая локализация Угличей ещё сильнее сужает жизненное пространство для Полян, до полного совпадения с Кыянами и «всеми Росами». В тоже время такое сужение арела Полян делает их мало сопоставимыми в размерах с Кривичами на Верхнем Днепре, а кроме того пропадает видимо большой отрезок течения хотя бы того же Днепра, где так же могла бы производится какая-то работа, а есть ещё Десна, Припять. По­этому всё-таки Лендзане могут претендовать и на более широ­кий охват территории, во-первых, и более удаленной от По­лян, а во-вторых, и более для Славян вообще исторически «новой», как бы в полном соответствии со значением самого понятия. Ведь Древляне действительно жили в «лесу», Дрего­вичи среди «болот», а Угличи в «углу». То же самое могло бы произойти и с Лендзанами Константина – они могли бы насе­лять «целену, новь, пар». Кажется всё это согласуется и с «лѧшеством» Лѧхов, судя по тому обстоятельству, что до V века нашей эры на территории современной Польши прожи­вало действительно не малое число германских племен и на значительной части её территории Славяне оказывались при­емниками германцев и значит имя Лѧдхов выглядит тут как бы вполне логично. Даже раннеславянские культуры V-VII ве­ков ещё не слишком регулярно осваивают большую часть бассейна Вислы (за вычетом верховий Вислы и Буга), похоже в это время Славяне проявляли куда как больший интерес к более южным областям Европы, бассейну Дуная и Балканам. Ко­нечно историческая картина мира летописца куда как проще, но для него Лѧхи – какая-то историческая общность, столь ос­новательная, что даже якобы успела произвести племена Ра­димичей и Вѧтичей, не смотря на как бы противоречащую тому «ветхость» значений имен последних. Характерно может быть, что летопись не называет никого западнее Лѧховых, останав­ливаясь на «лѧховых» Лутичах (Лютичах, Вильцах). Летопис­ный круг «лѧшества» Славян можно вполне увязать с ареалом суково-дзедзицкой археологической культуры VI-VII веков, по продвижении её носителей на восток послужившей основным источником исторических Мазовшан.

Возникающая при этом сравнительная миниатюрность Уг­личей (реальных равноразмерных соперников Полян?) теоре­тически может быть допустима ввиду их скоропостижного судя по всему исчезновения – под напором Руси они словно бы вы­шли из реального «угла», переселились на Южный Буг, а в XI веке исчезли и там, став ко времени Повести ВЛ историче­ским воспоминанием и благодаря этому вровень с громадами Кри­вичей, Дряговичей, Севера, Вѧтичей. Тут уж всё зависит от буквальных размеров изначального «угла» (нижнее междуре­чье Рси и Днепра?) при том, что буквальных и потенциальных «углов» в Северном Причерноморье хватает и Угличи могли бы быть «растяжимы» почти так же, как и Дрегова, Дерева, Поля. Во всяком случае в исторической ретроспективе от вероятной миниатюрности Уличей-Угличей (такой же как у современных летописцу Полочан?) следа не остается (как и у «легендарно-героических Полян»), не угадывается она легко и в Unlizi и Ул­тинах, или Ултах (вроде как Уличах).

Единственно, что топоним «Угол» именно в данной местно­сти конечно не известен. А те два «Угла» что всё-таки знаме­ниты в Причерноморье, в междуречье Дуная–Днестра и река Орель, не оставляют сомнений в свой «углообразности» и внушительности. То есть данных о полноразмерном тёзке для Ангельна местная ранняя скупая письменность не сохранила. Поэтому, было бы интересно на всякий случай выяснить, на соотнесение с ка­кими физико-географическими объектами го­дился бы предпо­лагаемый корень улъ [у:лу] в «Уличах» или вообще на что, быть может другое, он бы годился в плане со­держания? Обще­индоевропейский корень в словах улка-улица «ход (между)», улитка (от улитъ «полый») и улей «колода» в раз­ных индоев­ропейских языках находит приложение к явле­ниям и природы («голень, голенище, овраг, русло, луг, впа­дина, канава, ров, углубление, полость, брюхо, дуплистое де­рево»), и культуры («улей, труба, дудка, корыто, водосток, улица, до­рога, путе­шествие, двор»). Поскольку «Ул-ых» топо­графиче­ских объектов в Причерноморье не известно совсем (вроде шляхов), славянские слова могли бы служить более веским смысловым ориентиром (если в Причерноморье до Славян не были в ходу какие-нибудь другие индоевропейские «шляхи», хотя «шляхи» (как «украины»), не будучи чисто природным явлением (дерево, поле, лѧда), вообще-то уже требуют «циви­лизованного и централизованного угла об­зора» (тут можно вспомнить о каких-то «маршрутах» в царстве геро­дотовых Скифов)). Как из­вестно изгиб Днепра в области по­ро­гов исто­рически носит определение «Луки».

Интересно, что в Поучении Володимера Мономаха река Рось (древняя Ръсь) один раз называется Ровь. Это могло бы сойти и за казус, однако ошибка выходит в таком случае вполне удач­ной, ведь ровъ по большому счету представляет собой сино­ним русла, в этимологическом родстве с которым в свою оче­редь можно подозревать название реки Ръсь [руси] (это было бы архаичное (и дославянское?) [руси-]). И в свою очередь общеиндоевропейский корень aul- в греческом языке напри­мер, дает значения слов ἔναυλος «русло реки, углубле­ние, ров», αὐλών «овраг», даёт вестфальск. aul «овраг, луг, впа­дина, канава», латин. alveus «полость, корыто, улей» (срав­ните серию названий восточноевропейских рек на Корыт-). И как удачно, что восточнославянская этнонимика уже об­нару­живает образец прибавления суффикса «-ичи» к назва­нию реки – Семичи, от Семь (Сейм). Таким образом, всё же есть некоторые основания заподозрить в «Уличах» фактиче­ских предшественников летописных Поршанъ (на всякий слу­чай следует предупредить, что они лингвистически совер­шенно естественнее (Полабы, Поморяне, Рушаны, Поросье, поречье) каких-нибудь воображаемых «оршичей» или того хуже), на освободив­шемся, тогда допустим, после ухода «Ули­чей» месте (летопись сооб­щает, например, о размещении Яро­славом на Рси пленных Лѧхов). Двойные и взаимопереводимые названия рек встречаются в бассейне Днепра: Свапа/Доброводка, Хан/Добрый Колодезь, Каменная Ос­монька, Ропша/Лопанка/Лисичка, Кирявка–Биржевка «бе­рёза», Угол/Орель. Название на Ул- могло бы об­ладать, пред­положим, парабалканским языковым тяготением (сравните ещё Олт, Альта, Днестр «другой Истр», Днепр «другой Ипр»), а Ръс- балтским (балто-славян­ским), хотя его ещё сравнивают с др.-инд. rs «течь, река». Однако в Верхнем Поднепровье и в Подвинье есть названия рек Улица и Улла, предполагаемого балтского происхождения.

Интерес может представлять в связи с нашей темой также архаичный и редкий (с подтверждением в Средней Германии – Aumenau) гидроним Уманка, южнее Рси, в бассейне Южного Буга, по-видимому содержащий в названии формант -мāн/-мин. Ср. рядом Тясмин, где за тюркизмом мог бы скрываться архаичный индоевропеизм «teus-(«тихий») мень».

Имеет ли какие-то шансы для нашего случая восточносла­вянский вариант юлы, на у-?

Наконец, если допустить, что БГ передает самую архаич­ную форму названия предполагающую [у]-носовое (в X веке их не должно было остаться или они исчезали), то рекон­стру­ируемая основа [унл-] видимо должна восходить к какому-то архаичному [онл-]. Или даже допустить выпадение (следствие того же исчезновения Уличей) [н] в основе Унл- [унл-]. Благо что некий апеллятив Ун- объединяет веро­ятно целую серию гидронимов: приток Ирпени Унава (лето­писная Уновь), Aunuva в Литве, Унява на Днестре, приток Варты Unia, приток боснийской Савы Una и Унеча в Верхнем Поднепровье. (Тут можно при­помнить даже античных Антов, если бы они явля­лись фо­ноло­гиче­ской калькой к таким Ун/Он-л-ам, если не се­мантиче­ской. Возникает тут даже сходство с уне «лучше», унити «хотеть», единственными видимо род­ственниками тому же самому германскому «другу», латинской «любви», др.-ин­дийскому vánati «желает, любит, жаждет», то есть ун- пред­ставляет собой то самое славяноязычное, нако­нец, развитие темы «Венедов», но правда наверное в таком случае требует объяснения последующее -л-.)

Третий кандидат на «Угол» в Причерноморье – река Ин­гул, как если тюрк­ская интерпретация славизма, который был бы ско­рее даже уместнее под видом названия топографически иден­тичной Буджаку и Ангельну местности при стечении Ин­гула и Днепра (в древне­русское время здесь, в Низовье Дне­пра будет известно Олешье). Однако об обстоятельствах ме­стопребыва­ния здесь Славян в сколько-нибудь значимом числе, в степи, в пору рас­селения Мадьяр-Угров пока можно видимо только теоретизи­ровать. На протяжении X-XI веков представитель­ство Славян в степи-лесостепи вообще сильно поубавится, а начнётся про­цесс при Мадьярах. Собственно Русь и воспользу­ется кратким хронологическим зазором в начале X века между двумя ор­дами.

---------------------------------------------------------------------

Цитата: Текст трактата «Об управлении империей» сооб­щает, что кривитеины / кривичи живут на Днепре и сплавляют в Киев моноксилы на продажу росам…

---------------------------------------------------------------------

Я: Сообщение о Кривичах и Лендзанах, сплавляющих мо­нок­силы словно бы даже придает их именам некоторую нари­ца­тельность. Определенная близость Вятичей и Радимичей с за­падным Славянством устанавливается по языковым данным, топонимике, лексике. Неразрешенным остается вопрос о вре­мени формирования этого этнографического моста: обязан ли он целиком уже постпеньковскому времени (после распада Великой Болгарии), горизонту роменской культуры (активно­сти на западе Франков или потом Угров) или ещё предшеству­ющая киевская археологическая культура, непосредственный создатель пеньковско-колочинского «дуумвирата» (отно­шения с пражской в этом смысле у неё весьма пока гипотети­ческие, при этом припятская часть будущего самого раннего праж­ского ареала (или даже по одной из версий самые ранние пражские памятники, припятские) входит в восточноевропей­скую область украшений круга выемчатых эмалей, явно тесно объединяющую или почти всех, или же даже всех балто-сла­вян, или же только всех балтов, вместе с их северным финно­язычным окружением (этот круг украшений кстати, возможно во многом совпадает с общим исторически засвидетельство­ванным «эхом» античного этнонима Венедов)), в полной мере может претендовать на праславянскую, славянскую принад­лежность? Славянская принадлежность киевской культуры ка­залось бы не отбирает первенства у запада на прародину «эт­нического Лѧшества» – и зарубинецкая, и киевская культуры обладают западными импульсами формирования и даже не ра­зовыми вливаниями. Но правда если бы такая «этничность» («лѧдьская, лѧдх-ая»?) могла существовать столь продолжи­тельное время. А общеславянская ареальность нарицательных понятий вокруг ляды и лядины не отменяет и возможности конвергент­ности, отчего и суждение летописца о «Лѧшском» якобы про­исхождении Вѧтичей способно ности производный оттенок, обусловленный действительно заметными современ­никам об­щими чертами этнографии Вѧтичей/Радимичей и за­падных Лѧхов или даже миграциями, памятью о миграциях, «с за­пада?, со стороны Лѧхов». Само имя Лѧхов своим букваль­ным нарицательным значении «новоселов», а значит и «пере­се­ленцев» подчеркивает переселенческий мотив. А антитез­ный, отрицающий «лѧшество» смысл имен Радимичей и Вяти­чей («старожилов») его в итоге лишь подтверждает, словно бы даже одна из сторон в этой словесной оппозиции была вы­звана к жизни каким-то историческим идейным противостоя­нием (как война «Волчьего Хвоста» с Радимичами?). Тогда имя Лѧхов (в его прямом значении) могло бы быть дополнительным «аргументом», играющим на сходстве (и реальном родстве) Радимичей и Вѧтичей с западными Славянами. В тоже время как и на Западе или у Кыян без Поля, так и у переселенцев на Оке и на Соже (кстати, дославянское по происхождению названия Сожа могло у Славян отражаться в понятии сожжь «подсека») самосознание могло бы не удовлетворяться «про­стотой»? Лѧдян, Лѧдичей и Лѧхов и понадоби­лось нечто более эндонимно-«основательное», в частности местное (в имени Радими­чей). Да и переселение само по себе могло повлечь из­менение приоритетов, даже если «лѧшская этничность» на за­паде была устоявшейся, уже доисторической или же тем бо­лее. О войнах с Кривичами и Северянами, по­тенциальными потомками носителей киевской культуры, лето­пись молчит (во всяком случае какие-то «все Кривичи» ещё «призывали Русь», а следы войн на Северщине где-то после принятия Русью хри­стианства прослеживаются археологиче­ски), но кстати их имена и не утверждают «старо­жильства». Интересно, что ляда могла ещё обозначать и «пар», а диа­лекты Поочья откуда-то в свою очередь приоб­рели слово ду­леб-дулеп, очевидно восхо­дящее к этнониму за­падных Дудле­бов (от «вымороченное наследство (земля)»). Хотя бы некото­рое семантическое сбли­жение всё же есть. Как-будто снова соответствие историче­ских путей смыслам назва­ний. Примеча­тельно, что выражен­ная антропологическая бли­зость, общ­ность Славян Днепров­ского бассейна с Вѧтичами и Кривичами (по данным христиан­ских могильников ингумаций) не очень ладиться с «происхож­дением от исторических Лѧхов», кото­рое, что бы из себя не представляло, при таких данных должно быть тем менее «су­щественным», чем ближе ко вре­мени летописца оно подразу­мевалось. Всё же, какие-то при­чины побуждали современни­ков летописца находить и в этой антропологически сравни­тельно однородной среде исто­риче­ские и этнографиче­ские различия.

Наверное придется обратить внимание ещё и на то обстоя­тельство, что сама по себе форма древнерусского этнонима Лѧхи/Лѧхове указывает на некую немалую древность понятия, поскольку с чисто формально-лингвистической точки зрения понадобилось бы некое время на эволюцию Лѧдхъ>Лѧхъ (сравните пере­ход праславянского ruds- в славянское русъ «желт(оват)/рыж(еват)/крас(е)н(оват)»).

---------------------------------------------------------------------

Цитата: На этих территориях практически нет археологи­ческих признаков политической интеграции и ранних крупных протогородских центров, которые можно было бы связать с кривичами как единым этнополитическим объединением.

---------------------------------------------------------------------

Я: Если название речки Самбатова, впадающей в Среднюю Ловать, не позднего происхождения, эпохи христианства, то не является ли она аналогом названия «киевской крепости» Самватас-Самбатас, этимологизируемой предположим на балт­ском или праиндоевропейском лингвистическом материале. (Тут и так же балтоязычная по происхождению местность, бо­лотистая низменность Руса в южном Приильменье и Волхов «Чужой» с противоположной стороны. Даже так называемое (у Греков) «происхождение росов от Франков» (когда Русь урав­нивала себя с «имперскими» Франками, Греками и Хазарами посредством активного военного давления на Царьград и ти­тула каган) можно было бы предположить интерпретацией славянских Вол(о)хов «романских народов, Франков, Францу­зов» и вообще «чужих» и Волхова.)

---------------------------------------------------------------------

Цитата: …некая сетевая социально-родственная и / или магико-религиозная структура — «тайное общество»; «общ­ность по джаму», т. е. искусственному родству; группа одного религиозного культа, «каста» и т. п. В пользу этого говорит этимология этнонима, «дети / потомки Криве», восходящая к наименованию балтийского жреца Krive.

---------------------------------------------------------------------

Я: Тут убедительным мог бы являться не сам персонаж по­лумифического характера (такой же как Кий, Радим, Вятко), сколько отнесенность читаемой в имени «кривизны» на счет «сакрального». По той например причине, что два-три века (если считать с V) Кривичи единственными у Славян практи­ковали насыпание курганов.

Интересно, что в довольно «уместном согласии» с такой трактовкой смысла выглядит и «неожиданное» (другие во­сточно­славянские племена так не характеризуются) летопис­ное вы­ражение «все Кривичи».

---------------------------------------------------------------------

Цитата: Есть альтернативная версия, что этноним имеет славянскую этимологию и является внешним экзо-наименова­нием от слав. «кривь», «кривой», т. е. «иной», «неправиль­ный» (Дмитриев С.В. К вопросу о функционировании и гене­зисе этнонима «кривичи» // Язычество восточных славян. Сб. научных трудов. Л., 1990. С. 143–149). Эта этимология воз­можна, но уступает первой по формальному признаку, т. к. формант -ичи в первую очередь — патронимический. Эта эти­мология тоже не противоречит нашей версии кривичей как «сетевого» объединения по магико-конфессиональному при­знаку, поскольку подчеркивает чуждость, «иноверие» «детей Кривды».

---------------------------------------------------------------------

Я: Но тогда совместимы ли с формальным признаком Уг­личи и Дреговичи? Даже если предположить, что и эти имена являются экзонимными кальками чего-то более аутентичного (например, другъ и улъ), наверное есть вероятность отыс­кать среди известных науке славянских этнонимов на «-ичи» надежные оттопонимические, помимо Семичей (Лендичи?). То есть судя по всему и к топо­графическим объектам «патрони­мический» суффикс прибав­лялся легко, но правда только вряд ли это был «патронимиче­ский» суффикс, а скорее «собира­тельный» и форма един­ственного числа (Кривичи-Кривитин, Тверичи-Тверитин, вме­сто скажем Угричь, Влашичь, Гречичь, Немьцичь, Русичь) ви­димо как раз указывает на «собиратель­ность». Другое дело, что внешне во множественном числе они совсем не различа­емы.