Откуда взялась норманская теория? 03.02.2017 02:26

Ответы на вопросы

Откуда взялась норманская теория?

Из интернет-сообщения (Михаил Свобода): Откуда взя­лась норманская теория?

Я: Норманская теория «взялась» в науке, и других теорий в науке, равносильных норманской, нет, есть только рой недее­способных гипотез. А все остальные «теории» – взялись из анусов неучей-любителей-дилетантов.

Михаил Свобода: За норманскую теорию Ломоносов нем­цам морду бил, не слышал?

Я: Ну зато не смог опровергнуть её с научных позиций, ло­гически. Но ты, я знаю, об этом не слышал. Ну, это шутки ради.

А вообще Ломоносов был женат на Немке, его лучший друг в жизни был Немцем, а если он и бил кому-нибудь из Немцев морду (хотя российских долб..бов бил чаще), то точно не за норманскую теорию. Кроме того Ломоносов был действительно талантливым человеком и выдающимся ученым, и если он в чем-то заблуждался, в том, в чем не был специалистом, то вполне заслуженно. Другое дело, что в России до сих пор долб..бы, неучи, ничего не знающие и не читавшие, как пра­вило с удо­вольствием и с пеной у рта хватаются за ошибки ис­торической протонауки эпохи барокко-рококо.

Михаил Свобода: Причём здесь жена и друзья? Какое отно­шение они имеют к науке.

Такие неучи как ты и по сути стали русофобами.
Ломоносов не мог опровергнуть? Это версия немцев. Ты как баран у них на поводу идёшь.

Я: Интересно… А какое отношение к науке имеет «битье морды»?

Недоросль, ты со мной разговаривать не сможешь, тебе не хватит интеллекта и образования.

С тех пор как в России затеплилась методология источни­коведения, критики источников, а именно со времени Н.Карам­зина, бороться с «норманизмом» стало просто невоз­можно, нет таких «зубов», которые бы «угрызли» этот «желе­зобе­тон» (ведь есть серия прямых, буквальных исторических ука­заний, свидетельств IX-XII веков, типа Русь=Норманы, и им на самом деле совсем нечего противопоставить, против них можно только фантазировать), хотя конечно знают и понимают это лишь профессионалы от ис­торической науки, спецы, ну или хотя бы сколько-нибудь ум­ные люди, но что тоже ред­кость. Поэтому, с той поры акаде­мическая историческая наука в Рос­сии занимается по суще­ству двумя вещами: во-первых, без­успешно доказывает по­давляющему в стране быдлу абсо­лютно очевидные вещи, а во-вторых, уточняет об­щую концеп­цию Ка­рам­зина (за два века были открыты и введены в науч­ный оборот новые источники), вносит де­тали, штрихи. Но вот это она делает уже су­губо для себя, как бы в свое удоволь­ствие, иногда даже про себя и наперекор официально-госу­дарствен­ному истори­че­скому фэнтези (ска­жем, концепция гос-официоза в СССР при­надле­жала авторству Грекова-Тихоми­рова-Рыбакова и про­фессио­нальный историк не на шутку рис­ковал, отстаивая «норма­низм», а профессио­нальные филологи могли в то же время от­крыто, письменно излагать преимуще­ства скандинав­ской эти­мологии имени Русь (хотя не в лучшей и пре­красной этимологии, как как я уже не раз замечал, со­средото­чена главная сила норманской теории, ибо в против­ном случае она бы не многим отличалась от своих противни­ков, гипотез) или говорить о том, что знаменитая река Рось – никакая не Рось, а Ръсь, и все три имени, Русь, Рось и Ръсь, далеки друг от друга (условно тысячелетняя древнеславянская Ръсь во II-ом тысячелетии нашей эры эволюционно сменилась Росью)), всплывающему каждый раз, ко­гда у руля власти в стране ока­зывается оче­редное кодло, пу­стившее кровь преды­дущим «господам». Ибо «наука» и по сей день остается в Рос­сии чуж­дой и отрешенной от обыденного созна­ния заморской дико­винкой (логика, мыш­ление, язык Аристо­теля не форми­руют, здесь не задают си­стему об­щественных комму­никаций, не они, здесь это делают «понятия», например, единство, справедли­вость, яблоко, в принципе не спо­собные иметь, «с точки зре­ния Аристотеля», общезначимой объективной трак­товки). Каж­дое такое всплытие со дна «ила» обычно со­про­вож­дается гро­могласной и торжественной риторикой о «раз­венча­нии норма­низма», но на деле всё ко­нечно сводится к его прак­ти­чески буквальному обсеранию, ко­торое, как из­вестно, пре­тер­певают монументы на площадях, посещаемые птицами.

Цитата: Не понимаю, что такого уж плохого в норманской теории?! Ну возглавил государство иноземец, разве это из ряда вон выходящий случай?! В истории (в том числе и рос­сийской) есть масса примеров, когда возглавлявшие страну иноземцы приводили ее к могуществу и процветанию, и никто особо не комплексует по этому поводу.

Я: Историю надо принимать такой, какая есть, знать и по­нимать, чтобы впредь делать «хорошо». Ну а если в то время поступали именно так, в соответствии с традициями, значит за «плохое» не стоит особо переживать.

И уж совсем не стоит прилагать к славянской и древне-Рус­ской (домонгольской) социальности чисто российские, послед­них четырех столетий, сталинской эпохи стереотипы.

Не один иноземец, а община или даже сеть «станиц» (Гар­дов). Ну и не то что бы «возглавили», а создали, приблизи­тельно как Болгары, Венгры, Поляне (польские), Чехи, Франки, Англы. Но правда при этом срав­нительно и очень быстро и сильно растворившись в субстрате (быстрее, чем тюрки-Болгары на Дунае и даже скандинавы во французской Нормандии) – так сработала местная лесная восточноевропей­ская социально-экологиче­ская специ­фика при взаимо­действии тут Славян и Скандина­вов. Леген­дарный Рюрик «славой могу­чий, богатый (прослав­ленный)» (имя как-то уж нарочно под­ходит для «Славян», да и ведь само имя Русь кроме всех про­чих вполне симпатичных семан­тических сла­вянских и герман­ских ассоциаций можно также пробовать сравнивать с тем же восточноскандинавским компонентом «слава» в имени Ру-рика/Рю-рика (и Garđar с Garđariki похожи на грады и города, Города, Городки и Горо­дища, а Варяги бук­вально – «давшие слово») – ибо так, «мно­гообеща­юще» рабо­тает словобразова­ние при формировании само­названия, атри­бута самоиденти­фикации какого-нибудь весьма амбициоз­ного субъекта (не «украинца»), от чего имя Русь можно считать до­вольно идеоморфным (как и имя Сла­вян, «Слов-ян» или «Сла­в-ян», или то и другое – так случается у людей «обремененных» сво­бодой, миром и досугом ((так, кстати, зародилась «наука» – в Греки переложили производство на плечи рабов, в рамках серварного способа производства, и «задумались») и воз­можно вследствие таких условий славянскому языку стала свойственна немалая «ассимиляторская способность»; и в са­мом деле, сразу после конца «Древнего Мира» Славяне возни­кают как бы почти из неоткуда (хотя конечно имела значение преимущественно видимо «надземная», не оставляющая ино­гда практически никаких следов (как у кочевников) и для быта, и для погребальной практики материальная культура тяжелой Гот­ско-Гуннской эпохи, потянувшей Спалов из Повис­ленья, «сле­дом за Неврами к Будинам» (впрочем «погре­баль­ная надземность» всегда была отличительной чертой всего первобытного, автохтонного и лесного пояса)), славян­ский язык, в отличие от нарочито по-древнеиндоевропейски архаи­зиро­ванных в ев­ропейской лесной глуши балтских, ак­тивно взаимодей­ствовал с дру­гими индоевропейскими языкам и по­сле «буты­лочного гор­лышка» начала нашей эры, отделя­ющего от нас праславянское прошлое древней эры, перед началом дивер­генции древнесла­вянский оказался снабжен не­которыми ита­лизмами и герма­низмами (ремесленной, произ­водственной терминологией), приблизительно как сейчас со­временный рус­ский латиниз­мами, грецизмами, французскими, немецкими и английскими словами (и быть может, что ирано­язычное про­звание праславян Ставанами «хвалящими» свя­зано с одной стороны и со «сло­вом» и «славой», а с другой, с «поющими (гимны), воспевающими» – так бы мог восприниматься и сам язык, и, напри­мер, техника много­голосия, типа славянской, извест­ной науке по казачьему фольклору))), тогда как не­редко бы­вает, ста­ринные имена собственные восходят к ка­ким-ни­будь при­родно-гео­графиче­ским, ландшафтным обстоя­тель­ствам мест­ности (Ан­гельн, Литва, Москва, Дерева, Польша, Норвег, Хол­ланд, Ир­ланд, Фрисланд, Прусс-ия и т.п.)) и даже по­луле­ген­дарный Олег Ве­щий обнаруживают черты ти­пологиче­ского сходства с эпо­ним­ными, ложнопредковыми ге­роями-ро­дона­чальниками, то есть «племенными», «обще­ственными», типа Кия (у них не мало типологически фольк­лорного общего – по два «брата», «еди­новременная смерть», Кий ходит в Царьград, как Русь, был на Дунае, как Свято­слав). Во всяком случае мо­нархической поли­тической формы прав­ления Русь не знала, признаков «нор­манского за­воевания Ан­глии» здесь не про­слеживается. Пожа­луй, в Руси обще­ствен­ный строй был, что называется, «ле­вее», чем у Англо-Саксов, где король воз­глав­лял народное ополчение.

Навер­ное и само имя Руси служит тому самооче­видным под­твержде­нием. Ведь какими бы не были Варяги из­начально «Герман­цами», Свеями (вспомним сарказм Цимисхия по этому поводу), став славяно­говорящими, Славянами, они стали мыс­лить сла­вянскими кате­гориями куль­туры, с одной стороны, а в допол­нение имя Руси выглядит, можно сказать, весьма и «народно», и «по-интер­славянски». Прямых объяс­няющих апеллятивов нет, «благо­родство» про­исхожде­ния вроде бы со­блюдено, имя собствен­ное, «родовое», название (на)рода (имена подобного типа морфологии, соби­рательные на -ь, Славяне, а возможно и кон­кретно «прановго­родцы», действи­тельно давали (переде­лывая аутентичные имена) не­славян­ским «племенам»-народам (Донь (Даны), Корсь (Курши), Жмудь (Жемайты), Ятвязь (Ят­вяги), Либь (Ливы), Чудь (Те­уды), Сумь (Суоми), Ямь (Хямы), Весь (Вепсы), Голядь (Га­линды) – ни одного славянского народа) – с точки зре­ния Сла­вян, с их «коло­кольни», сканди­навские профессиона­лизмы Rūþ («викинг (по­ход), викинги (корабель­ная ко­манда)»), Wa­rangr мыслились «этнонимами, названиями наро­дов» – ими они и оказались в русском преда­нии, отра­женном в ПВЛ (не­трудно заметить, что если, например, Бол­гары – изначально самоназвание одной из популяций тюр­ков, а Норманы – «об­щее место» скандинаво-европейского сло­варя, то Русь – обо­значает «часть Варягов», но само по себе слово только сла­вянское, восточнославянское (поэтому искать «племя Русь» у германцев и в принципе бессмысленно, го­раздо легче найти у них «викингов» – Rūþ, а для славянизи­рующихся и славянизи­рованных потомков «викингов» «пле­менное, родовое проис­хождение» наверное даже было только кстати, во всяком слу­чае они вроде бы даже претендо­вали (по меньшей мере ис­ходя из каких-то политических ин­тересов) на «родство» с «Франками»)). Но на внешний вид Русь как-будто бы способна «по­ни­маться» по­средством про­стых (воз­можно даже, чем бук­вально географически ближе находились обо­значаемые Сла­вянами «народы», тем более «славянооб­раз­ный» облик при­нимал их славянский экзоним: Водь – как -водь в гидрониме Суводь, Весь – как славянское весь, Чудь – того же самого корня что чужой, даже Голядь способна выгля­деть суффик­сальным образованием от голый) и безобидных (скажем, не Руць-Ручь, как руца по-во­сточносла­вянски, то же что рука по-нов­городски), «надродо­вых, надкровных» славян­ских слов (как имена Поли, Дерева, Литва, Дря­говичи, Северъ (а Вятичи – всего лишь славянский «перевод» на славянский балтоязыч­ного слова со значением «первопосе­ленцы», «зака­муфлиро­ванного» под Радима (Ради­мира) в Ра­димичах)). Для среды, где даже сказочное солнце может быть ru(d)s-ым и ru(d)m-яным (хотя чисто цве­товая симво­лика, сле­дует огово­риться, не могла бы иметь ре­шаю­щего зна­чения для «чтения» имени соб­ственного, для «народ­ного и всеобщего» явления важнее была бы категория какой-либо отвлеченной «ясно­сти» и «красоты») имя Руси оказы­ва­ется вполне «все­общим», «де­мо­кра­тичным» (не зажа­тая и ограни­ченная в письменном языке украина ка­кая-ни­будь).

Слово постоянно оценивается «на максимуме обобщений», будь то германским «гребля» (коллективная работа), «слава» (и «яркость», родственная славянскому крас-), «храбрость, энергичность», славянским «русость» (Славян, всех скан­дина­вов, всех европейцев) или балтославянским «поток, пролив, слияние», индоевропей­ским «красный» и «чистый (внутрен­ний)». Обладая известным историческим происхождением имя Руси обнаруживает преимущественно социально-антропологи­ческие и культурологические подтексты – «гребцов», «поход», «славу» (Rurik, Володислав, Предслава, Святослав – все «про­славленные»), «храбрость», даже «своих» (Свеи). Одни из компонентов значения могли быть экзонимны (изначальное «викинг»), другие – эндонимны, и врастали в имя сообразно тем успехам, которым сопровождалось строительство германо-славяноязычной Русью собственного «государства» в среде восточных Славян.

Отредактировано: 23/02/2017 01:36