Бе путь из варяг в греки 27.12.2015 17:44

Заметки на полях истории

… бе путь из варяг в греки …

Летопись уверенно постулирует традицию родового происхождения руси. Они такой же род, как свеи или поляне. Хотя весьма вероятно, что русь некоторое, какое-то неопределенное время у славян являлись смысловыми предшественниками варягов «скандинавов», то есть из­вестным обобщением. Успехи по созданию русью «скандинавами» поли­тии, «штаб-квартира» которой прижилась у полян, конкретизировали, сузили их зна­чение до определенного рода, приложившего к проделан­ной работе наибольшие усилия.

Однако можно попытаться найти в летописи имплицитные проявле­ния, отголоски доэтнического значения руси. В частности, сам по себе рассказ о Пути из варяг в греки можно было бы расценивать, как «по­яснительную запись», «легенду» этимологии слова русь от скандинав­ских исходни­ков со значениями «гребля, гребной поход, гребной от­ряд», «гребной, ко­рабель­ный фарватер, путь, до­рога», но уже очевидно в та­кой роли, в каче­стве «легенды», для летописца не осознаваемую.

Не случайно ли и первым чем-либо руским в тексте летописи оказы­вается Черное море, замыкающее этот Путь на Царьгороде, на Понот, Понетьском море, также как он приостанавливался (Почайна «ожида­ние, оста­новка») в Киеве и Руской земле, куда сходились речные пути из многих земель восточных славян (из Припятского «перепутья», с Бе­резины, Верхнего Днепра и Сожа, Десны и Сейма) перед общим бро­ском на юг через Днепровские Пороги.

Ситуативно похожий момент читается в сообщении Псевдо-Симеона об «архонте Рус» или «архонте руси», якобы прославившегося своей незаурядной прозорливостью, за чем можно угадать завуалированное объяснение, пространное толкование значения скандинавского имени Хельги «посвященный (в тайны)» и его славянского перевода Вещий.

Росы, или ещё дромиты, получили свое имя от некоего могуществен­ного Роса после того, как им удалось избежать последствий того, что предсказывали о них оракулы, благодаря какому-то предостережению или божественному озарению того, кто господствовал над ними. Дроми­тами они назывались потому, что могли быстро двигаться.

К тому же, перекрестие летописного и греческого источников на имени Олега как-будто бы дополняется и фразой о прозвании русью контингента «на­ходящегося при Олеге».

И беша у него варязи и словене и прочи и прозвашася русью.

Наверное и греческое прозвище русов дромиты также способно про­изводить впечатление претензии на перевод или кальку имени русов. И эта калька также могла бы находить семантический отклик в производ­ных скандинав­ского roþ- (roþskarlar, roþsmaen «гребцы, корабель­щики»).

Столь же «переводческую» природу мог бы иметь и производящий немного некоторое впечатление анахронистичности руский закон из до­говоров руси с греками. Хотя росена (в отношении Ольги) у Констан­тина Багрянородного ви­димо фиксирует славофонский этно-политоним русь (русин в единст­венном числе), а представление о законности сла­вяне имели стоит ду­мать основательное. Все же стратегическая важ­ность места стечения магистральных судоходных дорог у Киева и оди­нокость нижнеднепров­ского фарватера (ближайшие Донец, Дон и Днестр заметно уступают преимуществам широко в нижнем течении Днепра) в степи позволяет фанта­зировать по поводу возможности дуб­лирования здесь, в Среднем По­днепровье скандинавского термина типа roþslag-, содержащегося в на­звании прибрежной области Швеции Roþslaghin (Roslagen) «корабель­ный закон», «область корабельного за­кона».

Вызывающую параллель летописному выражению по 12 гривен на ключ содержится в исландском источнике XI века, где производная (rođr) от всё той же основы означает «уключину». Конечно, фраза в ус­тах Рогнеды (по-гомеровски «богам подобной») о робичиче звучит вполне убеди­тельно, но с другой сто­роны несколько смущает герман­ское имя Ма­луши – Мальмфрида «железа защиту (имеющая)». Не могла ли быть ключница дочерью «гребца, ко­рабельщика»? Переос­мысления такого рода наверное можно отыскать в фольклоре. Большой истори­че­ский пласт камерных и курганных по­гребений перевоплоща­ется в конце концов в былину о Святогоре, обитателе Святых гор «погребаль­ных курганов», вольный «пересказ» камерного обряда погребения ру­сов языческого периода.

Не исключено даже, что не всё разнообразие однокоренных понятий с основой roþ- донесли до нас источники. Кроме того, условия Восточ­ной Европы могли бы даже поспособствовать формированию данного разнообразия. В том числе и по техническим причинам – ведь морские и речные суда наверное различались по осадке и под парусом по рекам не всегда походишь. Поэтому русы, где-то начиная с Ладоги, пересажи­вались в насады, сконструированные на основе однодеревок, покупае­мых у пактитов. Магистральные пути прорезающие Русскую рав­нину по Днепру, Волге, Дону, Донцу пути по Черному морю наверное давно и хорошо были известны индоевропей­цам и не происходило ли здесь двойного перевода – с местного на скандинавский и обратно. Впрочем, наверное и регулярного судоход­ства русских на Понете хва­тило бы на Руское море и росс-ийские «рус­ские» местечки (от грече­ского Росия «Русь») средневековых карт на Черном море и может на прозвания крупных рек Восточной Ев­ропы, предпо­ло­жительно Днепра и Волги, Дона Рус или Рута у арабов.

Вся эта скандинавская терминология предположительно могла, во-первых, находить понимание и у славян (пока род полян и русь не стали одним и тем же), а во-вторых помимо весьма вероятного прибал­тийско-финского лингвистического посредничества (rōtsi, ruotsi) испы­тывать и влияние собственной славянской лексики (руст, русло, Руса).

По летописи кажется просматривается период славянизации или за­вершения славяни­зации, период преимущественно уже славяноговоря­щей Руси, охватывающий время условно-примерно от Игоря до Свято­слава, но и в это время кре­щение Ольги отделяет от крещения Руси все те же словно бы сказочные тридцать три года, что отмерены в летописи на княжение Олега и Игоря. Убыль скандинавского присутствия в Вос­точной Европе археоло­гически ощущается как-будто в связи с гибелью Свято­слава – Русь Вла­димира (а может и Ярополка с ним) уже отчет­ливо сла­вянская, а скан­динавы продолжали прибывать и поселяться и позднее на Аустрвеге, в Гардарики, но они были уже варяги и с ними другая история.

Для скандинавов значение набора профессионализмов («ход на вес­лах», «уключина», «гребец», «корабельный закон», «корабельный фарватер») в XI веке не изме­нилось и Гардарика сохранила свое имя – для полян они стали воспо­минанием о руском роде, что так возвысил Киев среди других стран.