Заметки на полях прочитанного (Баран В.Д.; «АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ КАК ИСТОЧНИК РЕКОН&... 17.05.2015 11:26 – 11.11.2019 00:21
Заметки на полях прочитанного (Баран В.Д., АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ КАК ИСТОЧНИК РЕКОНСТРУКЦИИ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ УКРАИНЫ)
«Древнеукраинское» стойбище
2 Мая 2014
Сколь нелепа попытка возведения хоронима Украина, его обоснования украинами древнерусского времени и тем паче первобытными названиям типа анты. Последние по одной из версий (не менее обстоятельная, например, версия возводит имя антов к алтайским корням, обросшим значениями «клятва», «союзник», «друг», которые потенциально как-будто бы даже способны интерпретировать самоназвание словене) является частью ираноязычного или параиранского по происхождению оборота saur- ant- «черный край», «черный лес» и стоит в одном ряду с такими именами собственными как вандалы (тут также возможны и другие этимологии, например, от «долина, поляна», что наверное звучало бы синонимом к лужичанам), галинды (все же и здесь есть варианты), зыряне, удмурты. Можно обратить внимание на концентрацию названий подобного рода в пределах лесной Европы, особенно её Восточной части, что позволяет связывать их природу с условиями низкой плотности населения и языковой непрерывности. В ситуации, когда орбита кругозора исчислялась дневными переходами пешком, верхом или веслом и в нее попадало сравнительно абсолютно малое количество соседей, среди них обязательно обнаруживались «крайние». Фактически, чем дальше в прошлое мы будем продвигаться, тем больше будем находить «украинцев» различного толка. Их могло быть такое множество, что при случае освещения в письменной традиции часть этих прозвищ-названий могла достигать уровня этнонимики на правах экзо- или даже, со временем, при «удачном» стечении обстоятельств, эндоэтнонимов. Вообще же, как показывают исследования в ономастике, экзо- или аллохтонное происхождение названий является очень продуктивным (ругии «рожь едящие», сарматы «изобилующие женами», термин обозначающий брачующиеся, обменивающиеся женщинами группы). Тут даже может быть что-то сродни древнему архетипу поведения, состоящему в сокрытии своего подлинного имени от посторонних, от «сглаза», но на уровне общины. Кстати, ни сколько не сомневаясь в чисто прагматических мотивах поведения свеев-свеонов в Константинополе и Ингельгейме, называвшихся там то ли сами, то ли кем-то (источник допускает такую смысловую дилемму) своим славянско-чудским прозвищем, нельзя ли и здесь заподозрить влияние архаичных стереотипов. Хотя очевидно, что как правило, нарративы были просто ограничены в источниках информации и сведения о разного рода «гиперборейцах» получали порою весьма опосредованно, а потому значительная часть удаленных от географов названий на древних этнических картах не являлись самоназваниями. Ведь, например, арабы общались с русами через посредство своих славянских рабов, говорящих по-арабски. Впрочем, свеи по тем же средневековым источником давно уже плавали на Юг руслами славянских рек-рец и временем привыкнуть к славянскому окружению располагали (а лингвистические славяне уже на пороге Средневековья могли быть рассеяны на большой территории – новгородско-псковский диалект прямо продолжает один из рано обособившихся праславянских).
Возвращаясь к антам, под которыми Прокопий Кесарийский и его современники совершенно определенно понимали насельников обширной пеньковской культуры (а очень может быть и насельников братской для неё колочинской – культуры плавно, без резких границ переходят одна в другую), нужно помнить, что славянская традиция совершенно глуха к этому имени (как впрочем и к римско-германской традиции обозначения славян венедами). Из чего следует вывод о сравнительно малом вкладе пеньковцев либо в генофонд восточных славян, либо в их историческую память (судя по сведениям Прокопия – одного из самых авторитетных раннеславянских «этнографов» – славяне и анты обладали каждые особым самосознанием, то есть как-будто бы являлись этнически цельными образованиями, хотя и практически видимо свободно или легко понимавшими друг друга средствами языка). Либо о совершенной чужеродности для самосознания пеньковцев этого имени (не смотря на кажущееся «упорство» ранневизантийской литературы), по каким-то особым причинам не ставшего для них своим, несмотря на всю потенциально возможную древность этого имени в бассейне Днепра, на Левобережье хотя бы (и вообще в Восточной Европе – судя по присутствию здесь и мардов «людей», и онд мардов «дальних, крайних людей»). Тут мы вторгаемся в гадательную область по поводу взаимоотношений различных групп индоевропейцев, когда либо населявших бассейн Днепра – иранцев, балтов, славян и других. Исторические же восточные славяне восприняли, калькировали вероятно первую часть древнего хоронима, запечатленного в названии Северской земли и северян (в летописи чаще север). Им вторит южнославянские север на севере Болгарии и вместе они почти маркируют пеньковко-колочинский раннеславянский археологический ареал, таксономически наверное братскородственный пражско-дзедзицко-прасопочному.
Большие административно-политические единицы измерения в Древней Руси исчислялись такими понятиями как земля, волость, область, страна. Термин украйна не имел подобного официального или полу официального статуса и его употребление носило более оказуальный и абстрактно-оценочный характер, хотя порой и превращалось в местную традицию (переяславские, литовские, псковские украйны и другие) названий сопредельных, на исторически важных, сложных участках границ, редконаселенных районов. Мягко говоря, преждевременно, анахронистично включать территории околоградий Киева, Чернигова и Переяславля, русского «домена», Руськой земли X – начала XΙ вв., самой густонаселенной восточнославянской области (одна Киевская волость насчитывала свыше 70-и имен городов) в состав какой либо древнерусской украины.
Настоящее обрусение всех восточных славян началось уже после катастрофы Русской земли в результате Батыева нашествия. Прибалты, например, до сих пор знают русских и белорусов как венедов, кривичей и готов – термин русские в отношении восточных соседей долгое время оставался для них неактуален. Для самой славянской этнонимики термин русские может быть несколько необычен – от русские люди «жители (граждане) Русской земли» – примерно то же что инглишмен «житель Англии». «Этническое», мы бы теперь сказали, самосознание автора Повести временных лет ещё было несколько более славянским (словенским), в его полянской разновидности, а его русское – более прежде всего «культурологическим» и «гражданским». Хотя такое «гражданство» уже стало в начале XΙΙ века культурно-исторической традиций в связи с политическим распадом Русьской земли на три независимые города-земли Киева, Чернигова и Переяславля и нужно понимать условность такой понятийной дифференциации для того времени. Возможно этот полисный принцип организации пространства вызвал задержку в «этническом» обрусении всех восточных славян в XΙ веке, поэтому домонгольская летописная традиция имеет четкое представление о ранней «этнографической» руской области в Среднем Поднепровье, хотя и несколько размытой размахом формирования в X-XΙ веках киевских пригородов по всей восточнославянской территории. Этнонимизация понятия рус(ь)кий в общевосточнославянских масштабах началась с XΙV века в процессе рефлексии, обращенной в поиске ценностной ориентации к погибшей русской «античности», некогда объединявшей всех восточных славян. Слово русич, появившись однажды (гапакс) в произведении древнерусского поэта, жителя Среднего Поднепровья в отношении его соотечественников, отправившихся за границу, погибло на страницах книг, вместе с Русской землей.
В это связи становится очевидной вся степень попугайничества вложенная в словоупотребления типа древнебелорусский, древнеукраинский. Там где когда-то возникнут Белоруссия и Украина, в эпоху существования в Среднем Поднепровье Древней Руси проживали горожане-гражане-граждане (все равно в самом ли городе, в пригороде ли, в дальней ли сельской округе) соответствующих городов-государств, по-древнерусски волостей. Русский Киев стал эпицентром (или главным из двух вместе с Новгородом) процесса городогенеза у восточных славян или поставил его под свой контроль, придал ему новую силу и направленность, объединив восточных славян традицией единой русской княжеской династии, а сверх того письменностью, верой. Поэтому, несмотря на естественный процесс размежевания большого конгломерата городов-полисов, разросшегося в границах сколоченной русами территории (с тремя крупнейшими в первой восточнославянской четверке), Русь оставалась живой культурной реальностью (сказывалась фундаментальность заданного Русью культурного стереотипа развития) и некоторые равновеликие по возрасту города могли противопоставлять себя обобщенным приднепровским русин-ам, что отчетливо прослеживается в летописях, например, для новгородцев до XΙV века. Русь, её основополагающие культурные достижения уже в XΙΙ веке воспринимались утраченным «золотым веком» для всего восточного славянства, с некоторым обособленным состоянием самосознания новгородских словен, изначально находившихся в некоем синойкизме с киевскими русами (совместные походы-одиссеи на Царьград), оценивалась «светлым воспоминанием» (вспомним обороты Святая, Светлая Русь), поэтому наряду с существованием римлян, новгородцев, киян-киевлян, черниговцев, переяславцев, галичан и прочих горожан по меньшей мере Среднее Поднепровье, если не более считалось русским.
И в дальнейшем для образованных западных соседей Руси, Русских земель, в том числе в пределах Речи Посполитой все русское прочно соотносилось прежде всего с Киевом, а не скажем с Москвой, с западными областями древних русских земель, для жителей которых как может нигде среди восточных славян была злободневна (Золотая Орда не ставила себе задач ассимиляции русских) проблема сохранения своей этнической идентичности, материально воплощенной в рус(ь)(с)кой письменности и рус(ь)(с)кой вере. Поэтому закономерно, что лишь у русских горцев – карпатцев – самых западных русских славян сохранился в итоге в живом обиходе уникальный термин, восходящий к истокам русской словесности и употребляющийся только в единственном числе, как в договорах с греками и «Русской Правде» – русин. Здесь же по западной границе древнерусской ойкумены со временем расположились Червонная и Черная Русь, Малая и Белая Русь.
В свою очередь, источник феномена этнического украинства (от неофициального прозвания юго-восточных земель Речи Посполитой, Киевского и Брацлавского воеводств) забил из рефлексии поляков по поводу уничтожения их суверенитета и наступления на запад этакой евразийской «химеры», каковой, к сожалению, не без основания видится Россия до сих пор, ровно полякам в веке XΙX-ом. Очевидно ажиотаж вокруг первых на планете украинцев, каковыми способны оказаться даже местные неандертальцы, вызван неразрешимым противоречием между абсолютно маргинализирующим по смыслу названием (этимологически абсолютно прозрачным, лишенным ареола таинственности, не способным в принципе порвать со своим нарицательным прошлым) и довольно громадными абсолютными размерами «нации», противоречием, формирующим в общественном сознании комплексы неполноценности.
Обсуждение доступно только зарегистрированным участникам