«Окно» вместо «дверей» 03.02.2015 19:56 – 10.11.2019 15:24
Заметки на полях истории
«Окно» вместо «дверей»
3 Февраля 2012
----------------------------------------------------------------------
Вопреки всем притязаниям Русских, порожденным Петром Великим, Сибирь начинается от Вислы.
Маркиз Астольф де Кюстин
----------------------------------------------------------------------
Если задаться вопросом, как сформировалось в Русской культуре феноменальное сожительство противоречивых ментальных установок и целеполаганий, прежде всего, стоит отметить «заслуги» Петра Первого. Он, «духовный отец» «Ломоносовщины», самовластно утвердил Русскую культуру стоять ногами на двух разных цивилизационных платформах. Но тяга Петра к наукам так и осталась его личным делом, капризом. Он предоставил и оставил по себе редкую возможность, не таясь, на официальных началах, в индивидуальном порядке учится у Запада. Но не изменил при этом социальной системы в целом, а скорее наоборот, усугубил её. Учеба и рукоделие царя в азиатской, авторитарной стране дело дорогостоящее и потребовало от её серьезного напряжения сил и завинчивания гаек во всех её социальных механизмах. Беда не в том, о чем мечтал царь, поклонник Бахуса и токарного искусства, а в том сколь привычными Азиатскими методами он осуществлял свою мечту. Потешному войску, «игре в Европу» вновь оказались нужны «холопы», а не «свободные граждане», которым бороды не острижешь и палкой их не побьешь. (Представим себе в тоже время на минуту за подобным занятием Людовика XIV, наверняка оказавшегося бы после таких «номеров» в смирительной рубашке и «железной маске», чему на Западе, кстати, есть примеры.) Он лишь создал прецедент, когда горстка людей оторванных от общей массы социально (дворянские ступени табеля о рангах) получила возможность отрываться от неё ещё и духовно (разово под «акцию» записи в дворянское сословие попали ближайшее слуги царя, друзья по пирушкам, встречавшиеся царю на пути незаурядные простолюдины). Заимствованная на Западе просвещенность не редко укорачивала, ломала жизни тем, кто к ней прикасался, но так и не спасла Россию от превращения в СССР, являвшегося по большому счету пародией на царскую Россию – идейные платформы разъехались, страна рухнула и в спрессованные сроки, заново пережила свой полу тысячелетний опыт.
Разительным проявлением многовековой под боком у Европы мимикрии Российской государственности, по старинному Азиатскому обычаю «несущей просвещение в массы» (ведь в стране «традиционного абсолютизма» публичная власть всегда остается самой «просвещенной»), является периодическое переписывание конституции, чем функционально последняя оказывается сродни «бритью бород» и «ношению немецкого платья». В стране с атрофированными «гражданским сознанием» и «обществом» единственным проповедником любых преобразований всегда оставалась публичная власть, полностью монополизирующая эту прерогативу. Так было и при Иване Грозном, и при Петре, и при Екатерине, и при Павле, и при Александре І, и при Александре ІІ и пр., и пр.. На протяжении столетий публичная власть как бы по-отечески пестует непонятливое и нерадивое население, как ему следует правильно жить и даже бороться за собственные права, которые иногда, предварительно их кастрировав, она ему предоставляет с барского плеча. А иногда и отбирает обратно. И трудно найти где-либо ещё такое же количество благочестивых государственных деятелей, которые бы, не покладая рук, так радели за счастье народное. (Вспоминаются классические народные мифы о «тяготах» сильных мира сего, которые они испытывали, претворяя в жизнь свои замыслы, об их «скромности в быту», «простоте в общении».) Потому что нигде не было столь же распространено рабство и холопство. Революции сверху в России противостоит, зеркально отражаясь, «революция снизу» на Западе, где политический режим формировался в противоречиях между публичной властью и общественным сознанием, не дававшим первой спуску. Те же, так называемые революции, которые имели место в России, в действительности таковыми не являлись, за неимением естественных к тому предпосылок. А являлись плоть от плоти традиции, специфическим Российским проявлением – самозванчеством, т.е. самовыдвижением более «правильной» власти, которая обещает лучше «заботиться» о населении. Для того, чтобы чего бы то ни было добиться, на Западе необходимо заручиться поддержкой общественного мнения. В России, как гласит местное общественное мнение, для той же цели необходимо добраться до руля власти. Демократические процедуры здесь никогда не пользовались популярностью, зато пользовалась популярностью мечта о добром и справедливом начальнике.
Сколь знаменательны строки Пушкина в ответе на «Философическое письмо» Чаадаева о Европейской реформации, которой он с истинно Российской убежденностью противопоставляет единство. То есть именно то, что служило локомотивом социально-экономического прогресса на Западе, отвергается. «Диалогу», борьбе противоположностей, единственно способной обеспечить какое-то ни было развитие, противопоставляется «монолог». В борьбе феодала и города, светской власти и духовной, католиков и протестантов, рабочих и работодателей отливались демократические, нормы международного права. Тут весьма кстати пришелся и античный опыт. С другой стороны – соборность, единение царя с народом, Единая Россия.
Симптоматичным выглядит в наши дни так называемое «возрождение казачества». И не просто как возрождение этнографических примет (казачий фольклор, по правде сказать, порою сохранил практически уникальные, несравнимые по древности нотки этой древности на всем обще-Русском фоне) или «игра в лампасы, в солдатики», но с заявкой на социально-государственную потребность в особом институте-учреждении (типа пятого колеса), в свое время являвшегося органической частью механизма авторитарно-бюрократической политической системы и сословно-кастового социального строя, поглотившего казачью вольность, вольгу. Очевидно, надобность в «холопах» и до сих пор не иссякла. Специфические же нотки народной культуры, очевидно способны были существовать только в условиях общинно-полисной социальности, реминисценцией которой, наследуя древне-Русской, являлась вольго-казачья социальность, выдавленная на периферию Русской ойкумены авторитарным государством. Подобную же фольклорно-социальную взаимообусловленность можно наблюдать при рассмотрении культуры Русского Севера, старообрядцев, Сибиряков-старожилов.
Обсуждение доступно только зарегистрированным участникам