Чудес на свете не бывает 03.02.2015 17:27 – 10.11.2019 15:20
Заметки на полях истории
Чудес на свете не бывает 1
27 Апреля 2014
На волне общенародного энтузиазма по пути строительства «капитализма» в поиске примера для подражания нередко внимание россиян обращается к успехам некоторых Азиатских стран, сумевших, как видится отсюда, сбросить «путы культурного и политического традиционализма» и выдвинутся казалось бы в невероятно рекордные сроки в мировые экономические лидеры. Соображения типа того «чем мы хуже» естественно подогреваются доводами о превосходстве нас над кем бы то ни было, тем более какими-то макаками (по определению Николая II). Однако, не умение создавать высокохудожественные произведения или запускать космические аппараты следует полагать показателем экономических «чудес». (Ведь по мнению Достоевского лучший роман человечества был написан во вступившей на путь феодальной реакции средневековой Испании Сервантесом, а по мнению другого деятеля отечественной культуры человек, создавший колесо, был гениален, как Эйнштейн.) Более показательно отношение общества, той или иной социальной системы к этим достижениям и их творцам. Отношение же общества, вся надстроечная сфера, от нравственных устоев до политических институтов, выстраивается в соответствии и согласно принципам устоявшегося способа производства материальных благ, т.е. привычного способа добывания хлеба насущного. Уже будучи сформированной, надстройка может оказывать обратное воздействие на экономическую жизнь, препятствуя распространению более прогрессивных форм экономических отношений, из-за чего в Западной Европе время от времени собственно и вспыхивали революции.
Как оказалось, одного лишь прокламирования, сколь бы художественно оно не выглядело, недостаточно для превращения общества из только что из-под царской пяты, крепостного ярма хоть в капиталистическое, хоть в коммунистическое. Без социально-экономического опыта, навыков, эволюционного пути здесь не обойтись. Из чего следует, что в известных Азиатских странах он имелся, а вот в России его как раз и не было. Какие внешние признаки подтверждают это?
Во-первых, их можно обнаружить в естественной географии. Не нужно быть специалистом в области политического прогнозирования, что бы догадаться какая форма политической власти должна была сложиться в монотонных природных условиях Древнего Египта, где вся хозяйственная жизнь производственных коллективов привязана к одной единственной, почти изолированной от мира пустынями реке. Самым эргономичным принципом политической жизни тут будет максимальная централизация управления экономикой и как следствие политикой. Ситуация с экологией пространной низменности Двуречья была уже несколько сложнее, поэтому политическая реализация экономического потенциала данного региона расположена несколько далее Египта на шкале политического градиента того времени с классической Греческой Античной моделью на противоположном полюсе – здесь сформировались города-государства, время от времени объединяемые наиболее «удачливыми» их «правителями». В свою очередь, географию известных Азиатских стран, Древней Греции, Скандинавии, Англии и вообще Европы в большом масштабе объединяет, роднит коэффициент соотношения видов природных ландшафтов, площади и длины береговой линии. Отсюда, внутри- и межобщинная хозяйственная мобильность населения способствовала развитию социального и политического диалога. Никакое внешнее «влияние» царственного Востока на Грецию (особенно проявившееся в Микенскую эпоху) или Поднебесной на Японию не могло преодолеть в конечном итоге действия родного экономического потенциала. Вторым обязательным условием естественного свойства является наличие холодной зимы или её прямой противоположности. Суровая, по сравнению с субтропиками, природа способствовала консервации социально-экономических принципов родоплеменной, первобытнообщинной «демократии», обращенных на выживание общества в целом, невозможным без форм коллективной хозяйственной и социальной деятельности равноправных членов общества.
Дорийское вторжение в XΙ-X веках до н.э. восстановило паритет Европейской модели общины в среде расхоложенных теплым Средиземноморьем Микенских Греков. В Скандинавии, Швейцарии, Аравии первобытный родоплеменной эгалитаризм, не испытав существенного давления извне, спокойно дождался наступления капиталистической эры и сопутствующей ей политических устоев. Их пример, особенно двух последних, не знакомых с природно-климатическим многообразием, демонстрирует, как было важно для сохранения принципов общинности устранение угрозы завоевания каким-нибудь не в меру централизованным соседом. Греков и Японцев, Исландцев спасало море, Аравийских Арабов – пески, Швейцарцев – горные снега.
Захват кочевниками открытой со стороны степи Руси стал для неё переломным и судьбоносным, цивилизация древне-Русских городов-государств канула в Лету и затянулась, «заглянцевалась» забвением вместе с погромом Новгорода, устроенным Иваном Грозным. Свобода в менталитете населения постепенно подменилась волей, как альтернативой участию в пирамиде власти-собственности, заключавшейся в избежании какого-либо взаимодействия с публичной властью, даже её абсолютным неприятием как таковой (не раз приходится слышать в народе заявления о дискредитации власти самой себя или о политике как о грязном деле). Для тех, кому не хватило места в управлении пирамиды или степень доходности должности кажется низкой, но предприимчивых воля открывает широкие возможности построения своих собственных «пирамид», т.е. полу- и не легальных. Как правило они без особого риска для жизни в иные времена успешно процветают на теле или в теле авторитарного государства как «сверхурочные», т.е. не опускаясь по банального западного ганстеризма, вырабатывая в людях то, что называется «крепостью заднего ума». Маргинальный казаческий рецидив общинной эгалитарной демократии XVΙ-XVΙΙ веков, в её самых простых, напоминающих первобытные формах, в конце концов также был подмят и приспособлен империей под свои нужды.
С другой стороны, сколь плодотворно оказалось для Аравии, Индии и даже отчасти Китая (которому во многом к тому же помогает собственная колоссальная в глубине тысячелетий опытность и испокон веку многоукладность экономики) Английское завоевание, сопровождавшееся насаждением самых передовых на планете социальных устоев. Здесь мы подходим к выводу о принципиальной невозможности самостоятельного «превращения» одной формации в другую. Подавляющая часть известных науке исторических обществ, цивилизаций всю свою жизнь просуществовала в рамках одной формации, перешагнувших во вторую крайне мало, испытавших три – нужно поискать. (Тогда понятно, какой конъюнктурой питался Советский постулат об обязательности для всех на планете и рабовладения, и феодализма, и капитализма, и т.п., чего ни Маркс, ни Энгельс никогда не утверждали.) Феодализм сформировался в результате социального сдвига от наслоения Европейской эгалитарной первобытности на завоеванную Варварами Античную почву, в результате чего тип полисно-тингово-вечевой коллективной собственности приобрел очень своеобразную вертикальную цепочную иерархическую структуру. Естественного нигде, кроме как на территории бывшей Римской Империи феодализма в чистом виде не было. Корвенгентно и независимо близкое по сути социально-экономическое устройство сложилось на столь физико-географически напоминающих Европу Японских островах, в гордом одиночестве дожидавшихся появления на своих рубежах близкого же по духу Европейского катализатора, в чем собственно и состоит тот самый «секрет» так называемого Японского феномена, или «чуда». Капитализм утвердился по обе стороны, вдоль северо-западной границы Римской империи в Голландии, Англии, Германии, Франции в противоборстве Европейской общи́ны и феодализма. Причем, если Франция, страна «классического феодализма», переживала неоднократно революции, то Италии несмотря на Средневековые предпосылки, стимулированные морскими отраслями экономики, пришлось ожидать капиталистического пришествия в XX веке. Испанцы в некотором роде повторили опыт Римлян. Поляки в однородной сердцевине Европы, обойденной Рейнско-Дунайско-Адриатическим и Варяго-Греко-Арабскими трансконтинентальными артериями, и где главным источником доходов доиндустриального времени оставалась земля, повторили опыт тех же Римлян в варианте без императора – верховного распорядителя захваченных земельных угодий. (Впрочем, его аналогом в общем восточно-Немецко-Польско-Австрийском социально-экономическом пространстве Средней Европы оказалось Немецкое кайзерство.) Не принимая в расчет особой судьбы Руси и Балкан и ходивших две тысячи лет по кругу Римского имперского величия Средиземноморцев (то же не без«восточного» влияния), Венгры вероятно являлись самыми «восточными» «Европейцами».
Какого же будущего следует ожидать от живущей по заветам Чингисхана России, с её беспрестанным бравурным «самолечением»? Со времен Монгола самые продуктивные (но в конечном итоге безрезультатные) реформы в России оказывались прямым следствием не её побед, а поражений – итогов Крымской компании (отмена крепости и реформа управления, суда) или Русско-Японской войны (появление парламента). Видимо нанесенные Российской системе и ментальности тогда раны оказались не достаточно глубокими. Будет ли век России так же скоротечен, как и у Гуннов, первыми на планете (однажды, более или менее случайно) удостоившихся имени «россиян» (Рос), имени мифической страны из Греческой Библии?
Обсуждение доступно только зарегистрированным участникам